МакеевДон

На прошлой неделе Путин посетил Крым. Всё-таки годовщина воссоединения. Годовщин будет ещё много, со временем они превратятся в рутину и новые поколения не будут ощущать всей остроты чувств, обуревавших их предков в те февральские и мартовские дни 2014 года, когда многие думали, что решается судьба русского Крыма, а решалась судьба Русского мира.

Крым был, есть и будет стратегически важной для России точкой на южном (черноморском фланге) как минимум до тех пор, пока не реализуется «извечная мечта» русского народа вновь прибить щит к вратам Царьграда. Только контроль России над проливами может снизить, хоть и не девальвировать совсем стратегическую важность Крымского полуострова в системе защиты южных рубежей России. Без контроля России над Крымом всё пространство русского юга вплоть до Астрахани и Волгограда, включая все территории, которые уже вернули и ещё вернём на Украине, оказывается беззащитным.
Однако при всей своей важности Крым уже был. Крымская весна 2014 года давно превратилась в будни полноценной интеграции полуострова в Россию, которая, изрядно продвинувшись технически, в ментальном плане не завершилась до сих пор, хоть и близка к завершению. Сейчас у нас на очереди Новороссия. Новороссия, окончательные границы которой (не исторические, а актуальные) никому не ведомы. Потому что никто не знает, куда сможет или захочет дойти Россия.

В этом плане куда важнее вторая часть поездки, внушающая осторожный оптимизм. Из Крыма Путин прибыл в Мариуполь. Посещение им командного пункта СВО в Ростове отдельно рассматривать не будем просто потому, что если бы верховный главнокомандующий не посетил своих генералов — это было бы ЧП, а так — рутина.

Если какое-то общение Путина с военными и можно было бы назвать историческим событием, то это его первую поездку (ещё в качестве ельцинского премьера) в Чечню. Обычному московскому чиновнику, да ещё и выходцу из конкурирующей силовой структуры, было предельно трудно в ходе относительно короткого знакомства добиться доверия боевых офицеров, но Путин тогда смог это сделать, что во многом предопределило успех путинской эволюции, вознёсшей Россию без великих потрясений и ненужных жертв со дна геополитической пропасти на её законное сверхдержавное место. Тем не менее сейчас вряд ли кто-то помнит, тем более отмечает дату этого давнего события.
Постепенно забудется и нынешний визит в Мариуполь. Сегодня он предельно важен, поскольку в сложившихся обстоятельствах является жёсткой политической демонстрацией — ответом на все попытки западного давления на Россию с целью сделать её более уступчивой и склонить к миру на западных условиях.

Японцы не случайно заявляют протест каждый раз, как кто-то из высокопоставленных российских политиков посещает Курилы. Каждый такой визит является свидетельством того, что для России курильский вопрос решён окончательно и бесповоротно, а что по этому поводу думает Япония — её дело. Окно возможностей открывалось для неё дважды: при Хрущёве и при Ельцине не воспользовались — плачьте: в обозримом будущем оно в третий раз не откроется.
Аналогичным образом приезд президента России в Мариуполь — демонстрация того, что вопрос с новыми территориями для России решён навсегда. Отнять их, как и Курилы, можно только победив Россию в войне, а победить ядерную державу невозможно. Шесть бывших украинских субъектов являются российскими, и это не обсуждается. Обсуждаться пока может, только сколько ещё украинских регионов станет Россией и останется ли от Украины хоть что-нибудь.

Это официальная позиция Кремля. Некоторых она раздражает. Эти люди, как и я, принадлежат к большинству российского населения, которое считает, что для спокойствия России украинская государственность должна быть уничтожена раз и навсегда (примерно с той же эффективностью, с которой Римом был уничтожен Карфаген). Но они воспринимают все слова буквально. Если им говорят, что Россия допускает переговоры о судьбе Украины, они делают вывод, что Кремль стремится к переговорам и сохранению Украины.
На деле, думаю, Кремль стремится к тому, чтобы ликвидировать Украину без лишнего шума и пыли, без перенапряжения российских сил, если получится — сразу, если нет — немного погодя и хорошо бы собственно украинскими руками.

Чтобы было понятно, о чём речь, сошлюсь на очередной ответ Путина журналисту, который в очередной раз спросил его почему, мол не начали громить Украину в 2014 году. В этот раз, кроме обычного «нас обманывали», Путин обратил внимание и на нашу чисто военную неготовность к противостоянию с коллективным Западом в 2014 году. Думаю, что придёт время, скажет и об экономической неготовности. Не зря же почти 10 лет форсировано шла программа импортозамещения и дедолларизации.
То есть со временем власть скажет населению почти полную правду о том, «почему не 2014 году», но совсем полную не скажет никогда. В учебниках истории, возможно, в качестве одной из версий, полную правду и напишут, но формально она признана вряд ли кем-то будет.

Почему не говорили сразу? Население и так паниковало. Скажи ему в 2014 году, что мы не готовы к войне и не готовы к санкциям, оно бы ринулось спасать капиталы и запасаться продуктами и само бы снесло страну, даже не заметив, как это получилось. И пропаганда пятой колонны по поводу «рубля по 200 уже завтра» была бы куда эффективнее и воспринималась бы массами с куда большим доверием, если бы этим массам подробно и популярно рассказывали обо всех проблемах. Государственная тайна для того и существует, что для стабильности необходимо, чтобы часть информации о реальном положении страны оставалась неведомой как зарубежным врагам, там и отечественным паникёрам.
Почему всю правду не скажут никогда? Потому что нам выгодно использовать признание французов и немцев, что они пытались водить нас за нос и совсем невыгодно признавать, что мы использовали их ложь против них с куда большим (хоть и не с абсолютным) успехом. В политике выгоднее представляться наивным, чем циничным.
Напомню, что пресловутые Минские соглашения включали положение о реинтегации Донбасса в состав Украины. Я изначально говорил, что отказ Украины выполнять эти соглашения – наше счастье, поскольку выполни Украина и Запад свою часть соглашений, мы не сможем отказаться от выполнения своей, а Донбасс в состав Украины добровольно не вернётся.

То, что было понятно мне и многим другим людям в 2014–2015 годах не могло быть непонятно российскому правительству, располагавшему куда более обширной и точной информацией о происходящем. Но мы знали, что, если попытаемся сыграть в Донбассе по крымскому сценарию, начнётся война, к которой мы не готовы ни политически, ни в военном плане, ни экономически. И одновременно мы знали, что Запад и Украина ни в коем случае не будут выполнять Минские соглашения.
Почему я говорю, что мы об этом знали? Потому что усилиями российской дипломатии в эти соглашения изначально была заложена взрывающая Украину бомба. Донбасс должен был вернуться не просто как автономия, но с собственной армией, собственными силовыми структурами (руководителей которых Киев только номинально утверждал, но не назначал и не снимал), собственной культурной и внешнеэкономической политикой.
На Украине прекрасно понимали, что если такой Донбасс вернётся в состав, то тут же аналогичные права захотят другие регионы, и, не успеешь оглянуться, как единое унитарное украинское государство с сильной президентской властью распадётся на полтора-два десятка квазинезависимых «княжеств», ориентированных на разные внешние центры силы. Такую Украину на войну против России не пошлёшь, а значит и американцам такая Украина была не нужна.

Был и второй вариант. Унитарная нацистская Украина сохранилась бы, но начался бы массированный обмен населением: русофилы бежали бы в Донбасс, а русофобы из Донбасса, при этом близкие к Донбассу регионы (в частности, Харьков) быстро донбасизировались бы.
США и киевские нацисты не могли допустить развитие событий ни по первому, ни по второму варианту, значит, риск выполнения Украиной Минских соглашений был минимален, с точки же зрения реальной политики его вообще не было. Но и дезавуировать их немедленно Киев и Запад тоже не могли. Потребовалось 8 лет политической дискуссии, чтобы скомпрометировать Минские соглашения в глазах западного сообщества и дожать Европу до готовности вступить в открытую конфронтацию с Россией. Всё это время было использовано Россией для подготовки к войне.

Мы говорили правду: мы были готовы к мирному урегулированию, поскольку Крым давал нам военно-стратегический контроль не только над Чёрным морем, но и над Украиной. Мы также знали, что Украина не выдерживает финансово-экономического напряжения и с 2015 года способна поддерживать относительную социальную стабильность только с западной помощью. Т.е. Запад должен был либо взять этот чемодан без ручки на вечное содержание, либо бросить его, либо распотрошить об Россию. Была надежда, что бросят, но они всё же решили воевать. При этом в любом случае, в обозримом будущем и не позже 2030 года Украина переходила в сферу влияния России. Поэтому Запад и начал войну, предпочитая сжечь Украину полностью и отдать головешки.

Как видите, в каждый отдельный момент украинского кризиса мы говорили правду и готовы были подтверждать свои слова делами. Но это происходило только потому, что мы знали, что наши враги в любом варианте развития событий проигрывают. При этом они сами делали всё для того, чтобы избрать самый жёсткий (военный) вариант проигрыша, а нам надо было только тянуть время и готовиться к неизбежному столкновению.
Сейчас, по сравнению с эпохой Минских соглашений, изменился даже не состав игроков, а состав фишек на доске. Украинская фишка практически отыграна, на её место США пытаются вытащить, польскую, румынскую, молдавскую и грузинскую фишки.

Естественно, Россия не желает вести войну лишние год-два и готова к миру. Мы прекрасно понимаем, что это будет такое же перемирие, в ходе которого стороны будут готовиться к новому этапу боевых действий, как и Минский мир. Но, во-первых, поскольку Запад слабеет, а мы усиливаемся, время работает на нас, во-вторых, удержание территорий и государств в состоянии готовности к войне с Россией в течение нескольких лет дорого обойдётся Западу в финансовом и экономическом плане, усугубив кризис и вызвав серьёзные социальные потрясения, в-третьих, у США на повестке дня стоит война с Китаем. Её нельзя откладывать, но и нельзя начинать, не добившись победы над Россией. Для них промежуточный мир — геополитический капкан, который они настраивали на нас, но, как обычно, попали в него сами.

В сухом остатке мы можем сколько угодно соглашаться на мирные инициативы, выдвигать свои и призывать всех к миру, США на него не пойдут. Мир (без окончательной победы) не выгоден нам, так как на некоторое (достаточно продолжительное) время сохраняет неопределённость, но для США мир в нынешних условиях (перемирие) — полная катастрофа.

Ссылаясь на неготовность к войне в 2014 году, Путин открыл карты. Это значит, что если бы были готовы, то никакого Минска и никакого пацифизма не было бы. Сейчас мы открыто заявляем, что готовы обсуждать мир на устраивающих нас условиях: понятно, куда должно убраться НАТО, обсуждать можно, когда и как именно это сделать технически, а также сохранят ли вернувшиеся в сферу российского влияния страны формальную независимость или двинутся по пути Украины, предполагающем войну и расчленение проигравших.
Это совершенно внятный сигнал посланный Западу из Мариуполя после посещения Крыма. Вот только, боюсь, Запад разучился понимать сигналы.

Ростислав Ищенко